Красное на красном - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— Поэтому мы и поехали впереди свиты и в чужих плащах?

— Да. У ворот Роз нас встретит человек Штанцлера и проводит к нему.

— Ворота Роз? Но вот же они!

— Да, придержите лошадь. Мы приехали точно к назначенному времени…

Ричард послушно остановил измученного жеребца. Конь был не из лучших, но нынешнее положение Окделлов требовало скромности, чтобы не сказать самоуничижения. Молодой человек знал, что без заступничества кансилльера и королевы им пришлось бы еще хуже, но представить это «хуже» было трудно.

— Не пожертвуют ли добрые господа на храм Святой Октавии Олларской? — Ричард Окделл, вздрогнув, уставился на ухватившегося за его стремя монаха в черном балахоне и торопливо вытащил монетку. Окделлы, как и большинство Людей Чести, тайно исповедовали эсператизм и именно поэтому не отказывали жадным святошам. Истинная вера в Талиге была не в почете, равно как и Честь.

— Святая Октавия не забудет вашей щедрости, — провозгласил монах, опуская суан в опечатанную глиняную кружку, и зашептал: — Поезжайте вдоль городской стены. Там будет гостиница «Мерин и кобыла», спросите себе две комнаты окнами во двор и ждите.

Олларианец отпустил стремя Дика и завел свою песню о пожертвованиях перед каким-то торговцем.

— Ричард, — в голосе опекуна послышалась досада, — учитесь собой владеть, на вашем лице все написано. Впрочем, чего еще ожидать от сына Эгмонта?! Поехали!

2

Гостиница «Мерин и кобыла» оказалась небольшой и уютной. На вывеске красовалась игривая молодая кобылка, за которой уныло наблюдал старый, сивый мерин. Вывеска была веселой, физиономия трактирщика — тоже. Эйвон Ларак занял две предложенные ему комнаты и заказал туда баранину, тушеные овощи и красное вино. Дик наслаждался отдыхом и горячей едой, не слишком веря, что кансилльер Талига почтит своим вниманием жалкую придорожную гостиницу, но он ошибся. Едва на ближайшей колокольне отзвонили десять, как в дверь коротко и властно постучали. Эйвон отворил, и на пороге возник еще один монах, пожилой и тучный.

Оказавшись внутри, олларианец отбросил капюшон, открыв некрасивое отечное лицо, впрочем, умное и приятное. Глубоко посаженные глаза гостя подозрительно блеснули

— Дикон! Совсем большой… Одно лицо с Эгмонтом, разве что волосы темнее. Эйвон, вам не следовало соглашаться на эту авантюру.

— Я был против, но Мирабелла считает, что Окделлы не могут отказать, если их призывает Талигойя.

— Талигойя. — Густые брови кансилльера сдвинулись к переносице. — Талигойя, вернее, Талиг безмолвствует. Ричарда вызвал кардинал. Что у черного змея на уме, не знаю, но добра Окделлам он не желает. Ричард, — Август Штанцлер пристально посмотрел на юношу, — постарайся понять и запомнить то, что я скажу. Самое главное, научиться ждать — твое время еще придет. Я понимаю, что Окделлы ни перед кем не опускают глаз, но ты должен. Ради того, чтоб Талиг вновь стал Талигойей. Обещай мне, что последуешь моему совету!

— Обещаю, — не слишком уверенно пробормотал Ричард, — но если они…

— Что бы они ни болтали, молчи и делай, что положено. Ты хороший боец?

— Со временем он превзойдет Эгмонта, — вмешался Эйвон, — но пока его подводит горячность.

— Я бы предпочел, чтоб он превзошел Ворона, — вздохнул кансилльер, — но это вряд ли возможно. Дик, постарайся употребить эти полгода для того, чтоб догнать и перегнать большинство своих товарищей. Смотри на них, пытайся понять, что они за люди, возможно, от этого когда-нибудь будет зависеть твоя жизнь.

Помни, в Жеребячьем загоне нет герцогов, графов, баронов, нет Окделлов, Савиньяков, Приддов. У тебя останется только церковное имя. Родовое ты вновь обретешь в день святого Фабиана. Тогда же будет решено, оставят тебя в столице или вернут в Окделл. Я постараюсь не терять тебя из виду, но в «загон» мне и моим людям хода нет. Через четыре месяца унары получают право встречаться с родичами, но до тех пор ты будешь волчонком на псарне. Это очень непростое положение, но ты — Окделл, и ты выдержишь. Я старый человек, но с радостью отдал бы оставшиеся мне годы, чтоб увидеть на троне короля Ракана, а Дорака на плахе, но пока это невозможно.

Терпят все — Ее Величество, твоя матушка, твои кузены, Эйвон, а я и вовсе пью с мерзавцами вино и говорю о погоде и налогах. Потерпишь и ты, хотя придется тебе несладко. Твои будущие товарищи, кроме молодого Придда и пары дикарей из Торки, принадлежат к вражеским фамилиям. Начальник «загона» капитан Арамона метит в полковники. Он лебезит перед тем, кто ему полезен, и отыгрывается на ненужных и опальных. То есть на таких, как ты. Тебя будут задевать, оскорблять родовую честь и память отца. Молчи!

С прошлого года дуэли среди унаров запрещены под угрозой лишения титула. Возможно, это и есть причина, по которой тебя вызвали. Сожми зубы и не отвечай. Когда-нибудь ты отдашь все долги. Тебе станут набиваться в друзья. Не верь. Доверие Окделлам обходится очень дорого. Никаких откровенных разговоров, воспоминаний или, упаси тебя Истинный, сплетен о короле, королеве, первом маршале и кардинале. Если тебе станут про них рассказывать — прерывай разговор. Если кто-то начнет хвалить твоего отца, говори, что утрата слишком свежа и тебе тяжело о ней говорить. Если собеседник желает тебе добра, он поймет. Если это подсыл — останется с носом. Ты все понял?

— Все.

— Ну вот и хорошо, — кансилльер улыбнулся. У него была удивительно располагающая улыбка, — а теперь давайте ужинать и болтать о всяких пустяках.